Неистовая принцесса - Страница 71


К оглавлению

71

— Эдит!.. Эдит! — Аларик наклонился к ней. Он поднял рыдающую вдову и знаком подозвал двух воинов. Безмолвно и сурово они завернули труп в пурпурное покрывало и отнесли подальше от горы мертвых тел.

Отец Дамьен снова поклонился и пошел следом за телом своего короля. Аларик увидел, как священник подошел к шатру Вильгельма. Грудь его стеснило волнение, ибо он понял, что Дамьен попросит разрешения сопровождать тело Гарольда к месту захоронения. Был ли священник сторонником или врагом норманнов?

Аларик вновь посмотрел на Эдит. Рыдания ее постепенно становились тише. Он простерла к нему руки.

— Гирт, Леофвин, Гарольд — все погибли… — прошептала она. — Тостиг вдали, а Вулфнот — пленник. — Она снова зарыдала, и Аларик обнял ее, произнося слова утешения. Внезапно она отпрянула и уставилась на него огромными голубыми глазами, которые до боли напоминали глаза ее дочери. Он обязан сообщить ей, что Фаллон у него. Ей будет больно, но это лучше, чем мучительная неизвестность.

— Все погибли, все ушли в одночасье! — твердила Эдит. — Аларик, я ничего не знаю о Галене и Аэлфине. Тэм цел и невредим, он в Бошеме. Но я ничего не знаю о судьбе других моих мальчиков… Вильгельм сказал, что он пощадит меня, если дети не встанут против него… Их он тоже пощадит… Но… — Она помолчала, и глаза ее вновь наполнились слезами. — Если они станут воевать против Вильгельма, пощады им не будет… Аларик, даже Фаллон неведомо где!

— Фаллон здесь…

Эдит изумленно посмотрела на него.

— Она сопровождала отца до самого начала битвы?

— Она сражалась.

Тревога и боль отразились на лице Эдит. Она закрыла глаза.

— Она жива… и не ранена?

— Она жива и здорова, — успокоил ее Аларик.

— Он не разрешит мне увидеть ее, — тихо произнесла Эдит. — В этом я уверена.

Аларик не стал разубеждать Эдит. Вильгельм мог проявить милость к Эдит, но не к ее дочери. Лишь со временем, если он убедится, что Фаллон смирилась с его владычеством, он позволит ей повидаться с матерью.

Эдит смотрела на Аларика так, словно пыталась найти в нем утешение.

— Она так любила отца! Так восхищалась им! Пожалуй, никто не занимал столько места в ее сердце… Она не перестанет бороться… Я прошу вас, Аларик… Вы друг герцога, но вы были также другом Гарольда… Он верил вам… Пожалуйста, в память о нем, защитите ее от нормандского проклятия, которое свалилось на всех нас…

— Эдит, — мягко перебил ее Аларик, чувствуя, как сжимается его сердце. — Она под моей опекой. Я расстался с ней считанные минуты тому назад. И я же — то проклятие, которое свалилось на нее. Вам трудно будет поверить, но началось все много лет назад…

Эдит внимательно посмотрела ему в глаза. Он не отвел взгляда, хотя и испытывал острое чувство горечи и раскаяния.

Сквозь слезы Эдит прошептала:

— К лучшему, что это были вы…

— Эдит, — проговорил он в смятении. Она коснулась дрожащим пальцем его губ и покачала головой.

— Аларик, неужели вы думаете, что я стану придавать слишком большое значение тому, что происходит между мужчиной и женщиной в то время, когда смерть разгуливает по стране? Разве я не знаю о непримиримой воинственности своей дочери? Должно быть, со временем горькие воспоминания потеряют остроту… Аларик, я прошу, умоляю вас об одном: сохраните ей жизнь.

Аларик не знал, что ответить Эдит. Она напряженно ждала ответа. Но он устал от войн и хотя бы в своем походном шатре должен спокойно отдохнуть. Дикая кошка в качестве пленницы этому не способствует.

Эдит коснулась его щеки.

— Аларик, — прошептала она, — я так много потеряла… Умоляю, заклинаю вас…

Он положил ладонь на ее руку, поцеловал, затем улыбнулся.

— Она моя пленница, Эдит. И останется ею, в этом я клянусь.

Эдит некоторое время молча смотрела на него, затем удовлетворенно вздохнула.

Аларик с грустью предался размышлениям об обещании, которое дал Эдит.

Наступило утро. Фаллон нехотя открыла глаза. Было уже светло. Она почувствовала приступ острой тоски. Лишь сон способен принести успокоение. День снова вернул к суровой действительности, напрочь вытеснив нежные грезы.

Все кончено. Битва проиграна. Отец погиб, по стране идут завоеватели.

Она повернулась на кровати, которая, по иронии судьбы, была красивой и удобной. Лучи солнца играли на стенах шатра. До Фаллон донеслись голоса. Мужчины говорили о гибели ее отца. Никто не мог опознать тех четырех норманнов, которые набросились на него. Кто-то шептал, что среди них был герцог, другой стал это отрицать. Возможно, последний, решающий удар нанес граф Аларик. Наверное, он заговорен, потому что всегда находится в гуще боя, но никогда не бывает ранен.

Фаллон вцепилась зубами в ткань платья. Неужто она принадлежала убийце отца?

Возле шатра послышались шаги. Фаллон повернула голову, но никто не вошел. Или о ней забыли? Похоже на то.

Фаллон выглянула из двери. Сторожей не было видно. Поодаль несколько человек что-то варили на костре.

Фаллон посмотрела направо. Там к шесту были привязаны лошади. Они взнузданы, но без седел. Фаллон затаила дыхание и огляделась. Если ей удастся подобраться к лошадям, у нее появится шанс для побега.

Она напомнила себе, что почти раздета. На ней было белое кружевное платье, к тому же, с горечью подумала она, изрядно изорванное…

Но какое это имеет значение, если ей, может быть, удастся совершить побег?

Она колебалась всего лишь мгновение, глядя на широкую спину мужчины, который забрасывал грязью костер. Он не мог видеть ее, а поскольку начал кому-то что-то кричать, то, стало быть, и не услышит.

71